Два года без смертниковМарина Ахмедова «Русский репортер» №5 (333)В разгар истерии вокруг террористической угрозы на Олимпийских играх корреспондент «РР» отправилась пообщаться с теми, чья жизнь и работа — борьба с терроризмом. С бывшими и действующими агентами израильской разведки «Моссад». Разведчики говорят, что магического средства против террора нет. Зато есть реальные алгоритмы контроля угрозыТель-Авив, Институт исследования национальной безопасности (INSS). Офис Йорама Швайцера — консультанта Министерства обороны по противодействию международному терроризму.
— Вам в России сейчас кажется, что террористы повсюду, как змеи, притаившиеся в траве, — говорит он. — В этом сила терроризма. Разные «джентльмены» появляются на видеороликах и обещают вам взрывы в Сочи, обещают вам страдания. Те теракты, которые у вас уже произошли в Волгограде, — это, конечно, провал вашей разведки. Из всего моего опыта могу сказать: нужно пытаться влиять на процесс, который приводит этих женщин и мужчин к тому, чтобы стать смертниками. Находить тех, кто их посылает, и заставлять их заплатить такую цену, чтобы они пожалели о сделанном. Следить за ними, арестовывать, убивать — сделать все, чтобы дать им понять: «Вы лично тоже будете страдать». Всем этим занимается разведка. В Израиле мы заплатили высокую цену, прежде чем смогли избавиться от смертников.
Реклама
— Какую?
— Тысяча израильтян погибли в терактах на улицах. Мы приняли жесткие меры, но они не противоречат международному законодательству. Нас много критиковали за точечные ликвидации. Мы также знаем, что порой контртеррористические меры становятся топливом для террора. Но… что я могу сказать, чтобы вас успокоить: в России нет десяти тысяч «черных вдов». Их не бесчисленное множество. Да, это особые люди с особыми мотивами. Вот поэтому важно не только ловить их по отдельности, но и заниматься инфраструктурой того места, откуда они выходят. Когда человек находится под внушением и в религиозном экстазе, его очень сложно вытащить из этого процесса. К примеру, что мы поняли в Палестине? Семьи порой не хотят терять детей. Поэтому наша цель — не только блокировать дома, но и убеждать родителей. Сегодня терроризм со смертниками — это явление, набирающее популярность. В те дни, когда Израиль сильно от него страдал, мы искали любое технологическое средство: чтобы определять террористов по поту, по сердечным сокращениям. Технологии стали важным подспорьем в борьбе. Но без разведки они ничто. Также в этой борьбе необходимы попытки изучить и понять отдельных людей, становящихся смертниками. Перейдем к ним. Как правило, это люди со слабой волей, которые ищут себе наставника, они легко убеждаемы. Им говорят: «В Коране говорится: вы должны пожертвовать собой, и Богу это понравится». Им говорят: «Теперь у тебя есть новая семья, у тебя есть новый ты и твой Бог». Если человек молод и к тому же полон ненависти, то и этого внушения будет достаточно.
— И все бы хорошо — семья, бог, новый ты, если бы взамен не просили отдать жизнь, — вставляю я.
— Поверьте, достаточно много молодых людей, для которых это работает. Особенно если тебе есть за что мстить. Это очень сильно. Ты — часть клана и той атмосферы, которая теперь тебя окружает. Я проводил целые дни в тюрьме, допрашивая этих людей, поэтому просто поверьте мне… Терроризм — это как медуза: да, она большая, но в ней одна вода. Борьба с ним — это вербовка агентов разведки, бдительное гражданское общество и использование электронных средств. Мы также знаем, что долгосрочные методы борьбы — это образование, свобода прессы, а для тех, кто задержан, — доступ к адвокату и медицинской помощи… В Волгограде погибли невинные гражданские люди, это должно заставить и вас сопротивляться. Сейчас начинаются Олимпийские игры в Сочи, и все тревожно оглядываются в поисках притаившихся змей. Но мое мнение — ваши службы безопасности в Сочи готовы. В этом нельзя сомневаться, учитывая амбиции Путина. Никто не гарантирует стопроцентной безопасности, а тот, кто гарантирует, — лжец: всегда все может случиться. Но я бы не стал недооценивать возможности вашей разведки. И, несмотря на всю критику путинской власти, мир не должен спасовать перед этими «зелеными джентльменами».
Нетания, кофейня. Пинни Меда — заместитель директора «Моссада» в отставке, консультант международных служб безопасности, специалист по технологиям, направленным на борьбу с терроризмом.
— Чем хорош Израиль? — начинает он. — Не тем, что у нас красивые глаза и мы умнее и сильнее других. Вы обратили внимание на наше сельское хозяйство? С клочка земли в пустыне мы снимаем несколько урожаев в год. А почему? Нам пришлось развивать технологии, чтобы получить урожай. Нам пришлось. Мы были должны. Мы окружены врагами, нам понадобились самые лучшие технологии… Я в курсе того, что произошло в Волгограде, и это не первый случай терроризма в России. Терроризм настигает вашу страну волнами, и это была новая волна. Поэтому и вам придется. И я вам объясню почему. Я не могу судить вашу разведку. Что такое разведка? Это те усилия, которые вы тратите на сбор информации. Сегодня много источников информации: фейсбук, твиттер и так далее — океан информации. Бери и работай.
— Как?
— Например, у Израиля плохой опыт со смертниками, особенно с экстремистскими исламскими группировками. Я не против ислама. Мобилизация несчастных на террористическую активность — это не ислам. Я не встречал ни одного имама, который вынес бы фетву, дозволяющую такую активность. Я бы предложил разобраться в мотивации. Экономическая ситуация может стать одним из основных мотивов. Вовлекая людей, лишенных минимальных жизненных благ, в террористическую активность, им говорят: «Твоя семья больше не будет голодать, мы обеспечим твоим детям образование и всем ее членам — медицинскую помощь». Кроме того, для семей из низших слоев общества это еще и шанс подняться, заслужить уважение: «Я пожертвовал одним из своих детей. Мы стали семьей шахида». Среди палестинцев это существует. Такие семьи получают ежемесячную зарплату, становятся уважаемыми. А это уже мотив. На Кавказе, как и в Палестине, много неприятностей может случиться с женщиной, которая оказалась не девственницей вне брака или осталась с ребенком на руках, а муж ее был убит. И тем более они могут случиться, если она сделала что-то против религии, — ей предложат компенсировать этот проступок. Но я уверен: все, что я вам сейчас рассказываю, прекрасно известно и российским спецслужбам, они могут проследить за такими женщинами.
— Даже если женщина покинула семью и долгое время не выходила на связь?
— А вы не спрашивали себя, почему она покинула семью? Возможно, именно потому, что с ней произошло что-то, считающееся в ее обществе позором. И попала в руки экстремистов, которые промыли ей мозг, обучили и послали на самоподрыв. Если вы хотите предотвратить сам теракт, то поймите: это слишком поздно. Надо делать по-другому.
— А как?
— Разведка, разведка и еще раз разведка. Внедренные агенты, понимание логики их действий, логики вербовки, подготовки, источника денежных потоков. Теракт — это всегда цепочка людей: кто-то привозит взрывчатку, кто-то ее собирает, кто-то везет смертника на место, кто-то ищет место, которое можно взорвать, и время, в которое там будет находиться наибольшее количество людей. То есть многое предстоит сделать еще до теракта. Сам акт — последнее звено цепи. Надо понимать: если кто-то покинул дом, не ждите год, не ждите, пока он взорвется, — разорвите эту цепь заранее. Да, это сизифов труд, да, никто не говорил, что будет легко.
— Хорошо, вы вычислили потенциальную смертницу. И что делать дальше? Пока ваши агенты будут за ней ходить, она возьмет и где-нибудь взорвется…
— День, когда она пошла взрываться, — это слишком поздно. Где она была в течение года, с тех пор как покинула дом? Что делала? Везде должны быть свои агенты, которые сообщат: из такой-то семьи ушла дочь или ушел сын, ее или его нет уже пять дней. Вы идете в семью и спрашиваете: «А почему ваш ребенок ушел?» Вы должны найти причину. Бомбы еще нет. Но она будет. Ей скажут: «Не разговаривай по телефону, ни с кем не общайся, из мечети не выходи, порви все старые контакты». А вам нужно, чтобы кто-то совершил ошибку, и как только он ее совершит, я буду об этом знать.
— Какую ошибку?
— Общение. Любыми средствами. А если у меня еще и хорошая внедренная агентура, ее увидят и предупредят меня об этом. И так вы можете узнать цель, вы можете узнать время. Вы следите за кем-то, кто выбирает место теракта, осматривается. А когда вы знаете цель, все становится легче.
— Вы когда-нибудь боялись террористов?
— Много раз. Но ни у кого нет волшебной палочки. Это война, и война продолжительная, день за днем, ночь за ночью агенты собирают информацию, передают в разведку, разведка анализирует ее. У нас большие успехи, но есть и провалы. Вы знаете, сколько в России предотвратили терактов? Не знаете. Вы узнаете, только когда что-то взорвалось… Мы все терпим поражения, нет стопроцентного успеха, но именно поэтому мы стараемся минимизировать потери. Стараемся думать заранее. Да, разрушая всю деревню ради нескольких террористов, вы посылаете террору сигнал: смотрите и бойтесь! В моральном плане это проблема. Но если мы убьем террориста прицельно, есть ли у нас гарантия, что его брат не будет мстить? Так что лучше в борьбе с терроризмом? Нужен баланс — политика, посылы и предотвращение, устранение самих мотивов. Это сложная игра.
— И почему же вы провалились?
— А вы успешны во всем, что бы ни делали? Вы тоже проваливаетесь. Но у нас больше успехов, чем провалов. А если ты не учишься на своих ошибках, то провалишься снова.
— В чем провал РФ в борьбе с терроризмом?
— Оставим в покое Россию, давайте поговорим об Америке. Они никогда не будут вступать в переговоры с террористами. А теперь перейдем к Израилю и к нашему успеху. Я вам объясню разницу. Служба в армии для нас обязанность. Служить идет не тот профессиональный солдат, подписавший контракт, согласно которому он может погибнуть в любой момент. Идут служить гражданские лица — мои дети, его дети. В этом причина нашей специфической ситуации: армия состоит из людей, из наших детей, жизнь которых мы ценим… И у меня было несколько крупных провалов… Нахшон Ваксман — израильский солдат, похищенный при Ицхаке Рабине. Израильские военные ворвались в дом похитителей и пытались освободить его силой. Все террористы были убиты, но погиб и Нахшон, а также командовавший этим штурмом капитан. Был ли штурм правильным решением? Никто не знает. Но мы вынуждены принимать решения.
Америка в Ираке бомбит мечети — все молчат. Но что будет, если Израиль начнет бомбить мечети? Весь мир смотрит на нас сквозь увеличительное стекло. В этом тоже наша мораль. Израиль не будет бомбить мечеть. Рискуя жизнями, мы войдем внутрь и обезвредим хирургически. Поэтому я должен смотреть на мир глазами террориста — это лучший способ его понять. Я должен знать о человеке все. Если это женщина — молода ли она? Ее кто-то изнасиловал и она ищет мести? Она начала встречаться с мусульманином, который силен в своей вере? А это уже серьезное изменение в ее жизни. Она тоже начала ходить в мечеть чаще, чем ходила? Ее мотивы и ее интерес. Я должен собрать картинку, как пазл, и тогда я пойму, что бы я делал, если бы сам был террористом. Вот для того чтобы собрать этот пазл, и нужны информация от разведки, анализ и технологии. Самые лучшие технологии у американцев. Технологии вмешиваются в частную жизнь, и ни для кого не секрет, что разведки дружественных стран следят друг за другом. Да, это неприятно, но современный мир таков. Я нарушил права человека? Чувствую ли я себя виноватым? А как я узнаю, что ты террорист, если не буду за тобой следить?
Нетания, частный дом. За столом заведующая отделом изучения Израиля и еврейских общин Института востоковедения РАН Татьяна Карасова, я и один из действующих руководителей израильской разведки, работающий с агентурой и пожелавший сохранить анонимность.
— Наша ситуация отличается от российской, — говорит он. — У нас террор извне. Теракты совершают не граждане и не жители Израиля. Для того чтобы совершить теракт, нужно проникнуть на территорию Израиля.
— Но и в нашем случае ответственность за теракты в Волгограде взяли на себя иракские боевики, — возражаю я. — За вмешательство России в дела Сирии.
— Это уже кто и как пытается политически заработать на этом, — отвечает мой собеседник. — Этот ролик могли записать и сами террористы, но мог и кто-то другой… В Израиль взрывчатка и сами террористы должны проникнуть извне. Но если граница закрыта, это затрудняет к нам доступ. Сейчас к нам можно проникнуть только с территории Западного берега или Палестинской автономии. С территории Газы, Сирии и Ливана — невозможно. В Палестине — и в этом есть сходство с ситуацией на Кавказе — 80% терактов предотвращается палестинскими службами безопасности. Что касается израильских арабов, то они не хотят принимать участие ни в какой террористической деятельности. Наши службы слишком хорошо работают: даже если выявится какая-то потенциальная угроза, она будет быстро обнаружена и задавлена в самом начале. Как — это уже другой вопрос. Основная цель — это не предупреждение самого теракта, как считают обыватели, а чтобы теракта не было. Первое и самое главное — это агентурная работа службы безопасности. Это самое основное. Если она неэффективна, бороться с террористами трудно. Агентурная работа — это попытка контролировать всевозможные группы, которые могут быть потенциальными террористами, каналы денег, поступающих к ним, их связи, их транспортировку, взрывчатые материалы и оружие, которыми они пользуются. Чтобы провести теракт, должна быть группа, состоящая из нескольких человек, подвергшихся определенному идеологическому или религиозному внушению. Если мы говорим об экстремистском исламе, то человек где-то должен научиться его азам и получить ту его трактовку, которая направит его именно к террористической деятельности. Сам по себе ислам не призывает ни к какому насилию. То есть должны быть проповедники, которые занимаются его пропагандой, и попадает к ним обычно молодежь или люди с определенными наклонностями или проблемами. То есть сам процесс подготовки человека занимает определенное время — не неделю и не две. Человек должен проникнуться этими идеями, найти единомышленников, выйти на те группы, которые пытаются эти идеи реализовать. При правильной агентурной работе это все отслеживается. Все эти группы контролируются службами безопасности: они либо вербуют членов этой группы, либо внедряют в них своих агентов. Это одна сторона. Другая — в государствах и городах с потенциальной угрозой терроризма принимаются превентивные меры безопасности. Должен быть какой-то центр, куда стекается вся информация, в том числе и оперативная.
— Кто же эту информацию предоставляет? — спрашиваю я.
— Профессионалы. Например, ни в одном месте Лондона вы не можете находиться, без того чтобы вас с трех сторон не фиксировали камеры. И такие системы наблюдения есть во всех крупных центрах, которые могут быть подвергнуты террору. Волгоград… Группа, которая занимается анализом террористической активности, должна определить заранее, в каких местах она может быть. И во всех этих местах надо принять те предварительные меры, которые помогут вычислить и опознать потенциальных террористов еще на подходе. Это то, что в России не делается. Это дорогая система. Но я не думаю, что проблема в деньгах. Тут проблема организации. Система — это некоторое количество профессиональных людей и инструментов, которые складываются в одно целое. Центр должен обладать сильной компьютерной базой, которая собирает всю информацию — доступную в любое время. У нас очень хорошие программы вычисления потенциальной угрозы. Следующий алгоритм — связь информации с другими данными, что поможет вычислить, какова вероятность, что в той или иной точке происходит что-то подозрительное. Точно так же работает система на предупреждение. Она вычисляет подозрительное движение в том или этом месте. Нужно поставить перед террористами такие препятствия, какие были бы для них непреодолимыми или казались таковыми. Самое простое — это рамки на вокзале. То, чего не смог пройти смертник в Волгограде. И ему нужно было искать другое место, где много народу, чтобы взорваться. То, что за рамками было много народу, — это прокол в технической работе. Скоплений надо избегать. В данном случае, если бы на вокзале в Волгограде было в пять раз больше рамок, скопления народа не было бы. То есть каждая проблема решается заранее. Предотвратить теракт в автобусе сложнее. Тут уже надо идти на опережение — пока террорист не попал в город, пока не нашел место. Для того чтобы попасть в Волгоград, человек должен был откуда-то уехать, были люди, которые его встретили и направили. Эти люди где-то жили в Волгограде. Значит, контроль за теми, кто находился в городе, был недостаточно плотен. Конечно, Россия огромная, но в этом и плюс, и минус. Чтобы совершить теракт в Новосибирске, нужно туда добраться. Не бывает действия без людей. А любое действие этих людей подлежит обнаружению системой, если она работает правильно… Любой проповедник — он живой человек. Поверьте, можно завербовать даже самого проповедника… Просто поверьте, что это так, и такое бывает довольно часто.
— Да, мир сложен, — вздыхаю я.
— Наш успех в том, — продолжает специалист-разведчик, — что ни в одной арабской деревне на нашей территории не могут встретиться три араба, так, чтобы мы не узнали, о чем они говорят. То же самое придется делать в России… Вы знаете, что у вас на лице 17 точек, которые ничто не может изменить, например расстояние между вашими глазами, между глазами и ртом. Вы можете изменить форму носа, но эти точки не поменяете. И компьютер всегда будет видеть вас, куда бы вы ни пришли. Потому что эти 17 точек есть только у вас, больше ни у кого. Делайте что угодно, но по ним камеры именно вас обнаружат. Для того чтобы определить, кто вы, мне не нужны вы сами… А что сейчас происходит в России? Быстро обнаруживают информацию о смертнике, после того как он уже совершил теракт. Значит, агентура работает, и надо поднять ее еще на один уровень, чтобы обнаружение шло не после, а до.
— А как вы объясните то, что паспорт смертницы появился в интернете утром в день теракта, но до него?
— Значит, она уже вызвала подозрения, но ее не смогли найти вовремя. Система реагирования оказалась недостаточно быстрой. Вот и все.
— В вашей жизни в связи с работой были моменты, которые на вас сильно повлияли? — спрашиваю я.
— Когда убиваешь человека или рядом с тобой убивают человека, ты уже никогда не будешь тем, кем до этого был.
— Будешь хуже?
— Неизвестно. Просто другим. А если еще, убивая, смотришь в глаза — это совсем другое.
— Начиная с отдельного территориального подразделения, сотрудники которого смотрят в эти самые глаза, и до уровня ФСБ, — вступает в разговор Татьяна, — на каком-то этапе неизбежно появляется жестокость. И за это вас критикует весь мир. Но можно ли избыточную жестокость свести к минимуму, притом что человек, выполняющий операцию, становится другим?
— Когда происходит стычка, это одна ситуация, — отвечает руководитель разведки. — Более тяжелая — когда человек находится дома и там женщины и дети. Бывает много неожиданных ситуаций, и степень опасности предельная. Решение надо принимать в доли секунды. А с другой стороны, может быть и ошибка — ты выстрелил, а пуля рикошетом попала в ребенка. Но у нас не бывает так, чтобы просто поставить человека к стенке и пристрелить.
— У нас сначала бросают в дом гранату, — замечает Татьяна, — чтобы не страшно было зайти…
— У нас стараются свести потери к минимуму. Смысл операции — добиться положительного эффекта, но не любой ценой. Много жертв — это деструктивно. Это не только вопрос гуманности, мы не собираемся быть лицемерами… Но если человек заминировал дом и сопротивляется… Если он один, мы посылаем к нему обученную собаку. Она проберется в дом и бросится на него. Но если риск большой, то и собакой никто рисковать не будет.
— Как вы оцениваете наши меры безопасности на Олимпийских играх? — спрашиваю я.
— Я думаю, что ваши спецслужбы сделают все, чтобы не дать терактам произойти в районе Сочи. Тогда террористы могут направить свои усилия в другие места, но я уверен: ваши службы безопасности и это учитывают.
Тель-Авив, отель Hilton. За столиками просторного холла посетители, говорящие на разных языках. Высокие окна выходят на белый песчаный пляж и голубое море. В кресле, положив смуглую руку на подлокотник, сидит Габи Офир — командир Дивизии Иудеи и Самарии, заместитель командира батальона, проводившего операцию по освобождению заложников в Энтеббе, командующий тылом Израиля, генеральный директор управления аэропортов.
— Тридцать три года я служил в армии, — говорит он, — сражаясь с мировым террором, с «Хамасом» и «Хезболлой». Все, кто родился в Израиле, лично столкнулись и с террором, и с войной. Но мы не будем сейчас говорить о войне. Страны, окружающие Израиль, пытались разрушить нас, но у них не получилось. Мы привили своим гражданам мысль: нас невозможно разрушить как государство. И сейчас мы — небольшой остров в море ислама. Сегодня террор всемирный, весь мир под его атакой. Имея штаб-квартиры в Ираке и Афганистане, они воюют против всего мира, в том числе против США. Вопрос: возможно ли бороться с терроризмом? Можем ли мы его уничтожить? Если вы приехали в Израиль за магическим средством против террора, то и здесь вы его не найдете. Не найдете нигде. Но вы сможете с ним бороться так же успешно, как мы. Давайте сначала ответим на вопрос: в чем цель терроризма? Они слишком слабы, чтобы сражаться против армии, поэтому они поражают слабые цели — совершают локальные террористические атаки. Они хотят уничтожить как можно больше гражданских, посеять среди живых панику.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы влиять на власть. Когда гражданские испытывают страх, это давит на власть. В этом принцип террора. Наша политика — находить террористов повсюду. Людей и организации, даже тех, кто совершал дела в прошлом. Для терроризма нет срока давности. Сила страны еще и в том, что наше население прекрасно осведомлено, и многие атаки были предотвращены именно благодаря этому. Мы им постоянно сообщаем: «Если увидите подозрительные предметы…» Но главный залог успеха — это разведка. Точная разведка, которая выводит на глав террористических организаций. Без разведки вы все равно что слепцы. Кроме того, мы заставили их самих бояться. И наш успех еще в том, что мы держим террор в стороне от гражданских. Например, террористы поняли, что на самолетах им уже теракт не совершить, и оставили самолеты в покое. Но у нас есть очень серьезная проблема со смертниками в автобусах и торговых центрах. Мы проверяем каждое помещение, каждого входящего человека.
— Но я только что вошла в эту гостиницу спокойно, и никто меня не проверил, — возражаю я.
— Потому что не было инструкций разведки. В определенные периоды в определенных местах спокойно. Когда взрывали автобусы, у нас в каждом находился полицейский, пока террористы не поняли, что больше у них так не получится. Важно не только поймать террориста, но и заставить его заплатить жестокую цену. Вам нужно понять: борьба с терроризмом — это долгий процесс, и этим должно заниматься государство. Чем слабее страна, тем больше вероятность, что террор ее поразит. Сейчас все критикуют Олимпиаду, все глаза устремлены на Россию. И глаза террористических организаций тоже. Русские это понимают. Большое количество людей и технологий будет работать в Сочи.
— Что такое терроризм?
— Если рассуждать философски, в мире существует зло. Европа была под оккупацией фашизма, миллионы людей были убиты. Зло не прекращается. Земля никогда не была раем. Но у нас нет выбора — мы должны бороться со злом.
В пальмовых ветвях поют птицы. Израиль зеленеет. На деревьях висят плоды. В стране мало пресной воды, но современные технологии сделали ее крупнейшим поставщиком овощей и фруктов. Вокруг Израиля недружественные страны, из которых терроризм готов хлынуть сюда, как вода. Но, хотя в Израиле и нет магического антитеррористического средства, смертники за последние два года тут ни разу не взрывались.
Счастлив тот кто не врёт, кто придуманным живёт